— Где-то за Кедроном.
— Он был один?
— Не знаю. Меня там не было. Солдатами командовал Фурм. Говорят, кто-то пытался сопротивляться. Пострадал один из ваших, пришедший со священниками. Ему обрезали, — тут Лонгин позволил себе ухмыльнуться, — ухо!
Шлюха села на ложе, лицо ее выражало отчаяние.
— Это он! Он пришел в город, чтобы умереть!
— Твой учитель? — полюбопытствовал Лонгин.
— Да. Что с ним будет?
Триарий лениво пожал плечами.
— Если он ничего не сделал, его отпустят. Если подстрекал народ к бунту, выпорют и посадят в темницу. Если же докажут, что он убивал, его распнут на кресте или выдадут на расправу вашим. В любом случае он получит не больше, чем заслужил. Пилат строг, но справедлив.
— Он умрет! — прошептала шлюха, и слезы навернулись на глаза ее.
Лонгин поморщился. Он терпеть не мог женских слез.
— Да не волнуйся. Если он просто рассказывал сказки, прокуратор отпустит его. Он не желает осложнений. Никому не хочется, чтобы зелоты вновь убивали римлян, а наши когорты вырезали селения бунтовщиков.
— Иисус — не зелот, он Бог!
Триарий с любопытством посмотрел на женщину, после чего хмыкнул.
— Вот как! Ну, если он Бог, ему тем более нечего опасаться. Бог сумеет постоять за себя. Если же нет, он умрет. Зато ты сможешь проверить, вправду ли он высшее существо.
— Не смей так говорить!
Шлюха спрыгнула с ложа и принялась облачаться в одежды.
— Уже уходишь?
— Да. Я должна быть с ним.
Лонгин засмеялся.
— Ему сейчас не нужна женщина. А вот мне… — Он притянул шлюху к себе.
— Пусти!
Но триарий, в это промозглое утро чувствовавший себя, как никогда, бодрым, и не думал отпускать гостью. Тем более, что он сполна заплатил ей. Когда же она начала вырываться, он просто грубо повалил ее на ложе и задрал одежды, навернув их ей на руки, чтобы женщина не могла сопротивляться. Это соитие доставило ему наибольшее удовольствие.
Сделав свое дело, Лонгин оставил женщину в покое.
— Можешь убираться.
Та оправила платье и, ругаясь, выскочила за дверь. Спустя миг в коридоре послышался хохот, а потом и визгливые крики. Должно быть, шлюха попалась на глаза солдатам, и те решили не упускать возможность задарма позабавиться. В другой раз Лонгин непременно вмешался бы — хотя бы для того, чтобы навести порядок, но сегодня ему было на все наплевать. Решительно на все — на промозглое утро, на шлюху и даже на человека, которого ему предстояло привести к прокуратору. Он почувствовал, что устал. Устал от службы, от треклятой страны и даже от копья, чье отполированное древко столь приятно ложилось в руку. Просто устал. Так порою бывает, когда хочется закрыть глаза и ничего не делать. Так бывает…
— Лонгин! — Дверь приоткрылась, пропуская Симпкия. — Фурм ждет тебя.
Триарий нехотя поднялся.
— Иду.
Приятель внимательно посмотрел на Лонгина.
— Что с тобой?
— Ничего, — ответил Лонгин, понимая, что и впрямь ничего. — Просто устал.
— А… — протянул Симпкий. — Бывает. Там ребята треплют какую-то девку. Отпустить ее?
— Не надо. Пусть позабавятся. Да, — припомнив, прибавил триарий, — я должен тебе монету. Возьми ее у этой девки. Она украла ее.
Симпкий понимающе кивнул:
— Как скажешь.
С этими словами он исчез за дверью, аккуратно притворив ее, а Лонгин начал облачаться. Поверх туники он надел кожаный дублет, собранный складками в плечах с таким расчетом, чтоб отразить скользящий удар меча, затем доспех из блях. Сунув ноги в калиги, Лонгин прошелся по комнате. Затем он повесил на пояс верный меч, надел шлем и снял со стены щит. Последним атрибутом триария было копье, не заурядный пилум для метания, а именно копье — с древком в десять футов и длинным, хищно заостренным наконечником. Такое копье очень удобно в бою, если, конечно, уметь владеть им. Копье, покуда еще не подозревавшее о своем великом предназначении, стояло в углу. Лонгин взял его, привычно обхватив пальцами до блеска отполированное древко.
Через миг он был во дворе, присоединившись к поджидавшим его воинам. Каждый из них был вооружен и готов к походу. Каждый имел при себе пару пилумов. И лишь Лонгин держал копье.
То самое копье…
Часть первая
СНЕЖНЫЙ БАРС
По узкой улочке Лхасы шла молодая, ладно скроенная девушка. Черты лица и одежда европейского покроя свидетельствовали о том, что девушка родом не из этих мест, но уверенность, с которой она шагала сквозь переплетение угловатых, уродливых построек, позволяла думать, что незнакомка провела в затерянном меж горных хребтов городке немалое время. В пользу последнего обстоятельства говорило и то, что девушка успела привыкнуть к извечному вниманию прохожих… Она пропускала мимо ушей окрики пытавшихся заигрывать с нею торговцев и не замечала нарочито безразличных взглядов, которыми скользили по ее стройной фигурке облаченные в ярко-желтые одеяния монахи.
Спустившись с холма, девушка миновала несколько лавочек с дешевым хламом и ступила на порог строения, фасад которого был окрашен охрой. Над входом красовалась вывеска на добротном английском, свидетельствовавшая, что сие заведение есть не что иное, как гостиница «Золотой лев». Правда, по внешнему виду строение походило скорей на дурно залатанный барак, но это и впрямь была гостиница, причем одна из лучших в Лхасе. По крайней мере, заезжие иноземцы предпочитали останавливаться именно здесь. Качнув сухо тренькнувшую бамбуковую штору, девушка вошла в полумрак холла. Восседавший за стойкой маленький черноволосый человечек немедленно поднялся навстречу гостье.
— Что угодно госпоже? Номер? — Слова были произнесены на английском. Выговор не отличался особенной чистотой, но язык был правилен.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет. Я желаю видеть господина Шольца.
Портье внимательно изучил гостью.
— Сейчас я переговорю с ним.
Несмотря на очевидное убожество гостиницы, чудеса иноземной техники уже вошли в ее быт. Портье снял трубку висевшего на стене телефона и дважды повернул диск.
— Господин Шольц? — Короткая пауза. — К вам посетительница. — Еще одна пауза, на этот раз более продолжительная. — Нет, молодая красивая леди… — Портье оскалился гримасой, должной означать улыбку. Девушка улыбнулась в ответ. У нее были удивительно ровные красивые зубы — полная противоположность желтым, корявым клыкам гостиничного служки. — Как ваше имя, мисс?
— Айна Лурн.
— Ее зовут Айна Лурн, господин Шольц, — сообщил портье в трубку. Последовала еще одна пауза, после чего на лице портье появилась угодливая улыбка. — Слушаюсь!
Человечек повесил трубку. Весь его вид свидетельствовал о готовности услужить.
— Господин Шольц просит вас подняться к нему. Номер двадцать девять. Это на втором этаже.
— Благодарю.
Наверх вела рассохшаяся лестница, каждая ступенька которой противно пищала под легкими ножками мисс Айны Лурн. Нужный номер располагался в самом конце коридора.
— Войдите! — раздалось из-за двери после того, как Айна Лурн негромко постучала в нее.
Девушка вошла.
Сидевший на кровати мужчина встретил гостью настороженно. Он внимательно осмотрел ее с ног до головы и лишь после этого вытащил руку из-под подушки, где, как нетрудно было догадаться, лежало оружие.
— Я слушаю вас, мисс. — Английские слова звучали суховато, с отчетливым немецким акцентом.
— Быть может, вы все же предложите мне стул? — с забавным высокомерием поинтересовалась девушка.
Мужчина готов был вспылить, но вдруг неожиданно для себя улыбнулся. Он был крепко сложен и весьма недурен собой. Сухое властное лицо носило отпечаток не только аристократизма, чем могут похвалиться многие, но и ума, чем многие обычно похвастаться не могут. Одет хозяин комнаты был просто — в черные походные брюки с подтяжками и белую, безупречно чистую, несмотря на жару и проникающую сквозь оконные ставни пыль, рубашку. Судя по тому, что кровать была неприбрана, он встал недавно.