- Адмирал, флагман установлен. В охранении десять кораблей.
- Идем на сближение. Капитан, вы слышали доклад разведгруппы?
- Слышал. - Дио утвердительно кивнул экрану видеофона. - Чжан, торпеда с наконечником готова?
- Да.
- Не промахнись. Вся надежда на тебя.
Чжан не ответил.
Эскадра джанги продвигалась прямо в эпицентр сражения. Дио выдерживал дистанцию, держась в кильватере за флагманом адмирала. Крейсер, идущий по правому борту, резко изменил направление движения, выпав из строя. Его место сразу же занял другой корабль. Туон насчитал восемь поврежденных звездолетов джанги против трех ариманов. Ощутимый перевес. Еще десяток миль. "Пауки" нависли со всех сторон. Корабли джанги вспыхивали, как спички. Вот он, флагман! В оцеплении звездолетов.
- Капитан, дальше... - связь с адмиралом прервалась. Линкор, охваченный огнем, стал крениться на левый борт. Дио рванул манипулятор управления на себя.
- Чжан, готовься к атаке!
- Не выйдет, командир!
- Лобовая атака! Файр, силовые агрегаты на предел! - Дио положил руку на кнопку самоуничтожения корабля. - Денис, передай медиумам, пора!
Первый удар пришелся по хвостовому отсеку "Скитальца". Рейдер бросило в сторону. Но Дио удержал корабль. Неужели не дотянем? Крейсер джанги прикрыл "Скитальца" от второго луча... И разрезанный надвое провалился куда-то в темноту.
- Это корабль Шуньята!
Дио подсознательно отметил выкрик Винсента. Восемьсот кабельтовых до цели. Семьсот, шестьсот...
Ариманы уходили. "Пауки" бросались из стороны в сторону, уклоняясь от атак кораблей Объединенных сил, пытаясь открыть ворота гипертоннелей.
- Как удалось уничтожить флагман? - Командующий Галактическим Патрулем стоял перед обзорным экраном, осматривая сектор сражения.
- Наверное, случайное попадание. Джанги подошли к нему почти вплотную.
- Очень кстати было это попадание. Да, джанги воевать умеют.
- Вы верите в судьбу, сэр?
- Теперь верю...
Верховный Магистр нашел Элен на берегу озера.
- Есть известия от Дио?
- Ариманы разбиты.
- Что с Дио, с ребятами?
- Тебе нельзя волноваться. Береги ребенка. - Монах положил руку на голову девушки. - Человеческие души бессмертны. Вы обязательно встретитесь. Не сейчас, чуть позже.
Элен опустилась на траву. На какое-то мгновение девушка потеряла ощущение реальности. Но легкий толчок где-то внутри привел ее в чувство. Ребенок дал о себе знать. Зашевелился. Принц ас Шам...
Дмитрий Колосов
То самое копье
Пролог
ТО, ЧТО МОГЛО БЫТЬ
Вечер. Улицы Города полны прохожих. Одуревшие от дневной суеты люди ищут развлечений и прохлады. Она приходит с темнотой, дает возможность расслабиться и сбросить груз забот. Прохлада предвещает ночь, полную сладких грез. Толпа наводняет проспекты и улицы, бульвары и манящие свежестью парки. Люди сидят в уютных кафе и глазеют на ярко освещенные витрины, топчутся на узких переходах, беззлобно переругиваясь с себе подобными, по неловкости наступившими им на ногу. Порой они примечают в толпе друзей и вступают с ними в разговор; просто знакомых они приветствуют кивком. Иногда в вечерней толпе встречаются и те, кого знают все. Знаменитости — такие же люди, и им не чужда такая маленькая слабость, как прогулки перед сном. Им уступают дорогу и смотрят потом вслед столь пристально, словно хотят сожрать глазами. Завтра можно будет рассказать о случайной встрече и, многозначительно подмигнув, намекнуть, что она была не такой уж случайной, что знаменитый Оверг или не менее знаменитый Болд почти поздоровались с ними. Кстати, почему почти? Никаких почти — так оно и было!
Человека, неторопливо шагавшего по центральному проспекту Города, знали, пожалуй, все — по крайней мере девять из десяти встречавшихся с ним взглядом. Его лицо слишком часто мелькало на экранах, а имя столь же часто повторялось в официальных сообщениях Конгресса, хотя он не был ни сферозвездой, ни известным спортсменом. Но он был из числа тех людей, встреча с которыми никого не радует. Никто не жаждал столкнуться с ним лицом к лицу, тем более никто потом не стал бы хвастаться перед приятелями. И люди успокаивали себя: конечно, это шутник в маске известного всем человека. Дурацкая шутка, да и только. Нацепить маску того, чье имя со страхом и ненавистью повторяют пятьдесят миллиардов обитателей Пацифиса, — это ни в какие ворота не лезет. Таким шутникам самое место в психиатрической клинике. Хорошо еще, что тот, в чью шкуру вырядился шутник, упрятан в самой надежной тюрьме, откуда не выбраться никому, будь у него хоть десять, хоть двадцать пядей во лбу, будь он даже силен как слон. Стены в десять футов толщиной станут могильным камнем и для его ума, и для силы.
Тем не менее люди расступались перед одиноким прохожим и с осуждением смотрели ему вслед. И никто не мог даже предположить, что повстречавшийся им человек вовсе не был шутником, поскольку был именно тем негодяем, которого должны были отделять от мира стены самой надежной в мире тюрьмы.
Должны были отделять. Как отделяли сотни и тысячи других негодяев, но с закваской пожиже. Но еще не был придуман замок, способный удержать его, потому что он действительно был самым опасным в мире человеком. Во имя необъяснимой прихоти он пытался взорвать благополучие пятидесяти миллиардов обитателей Пацифиса, он наполнил их сердца ужасом, он опять поселил в мире страх — впервые с тех пор, как вырезали гладиаторов, вздернули на рею пиратов и истребили трансформеров. И теперь он шагал по Городу, который его ненавидел и боялся, — шагал уверенно и неторопливо.
Человек — мы будем называть его так, ибо мир начинал биться в припадке трусливой лихорадки при одном звуке его имени, — улыбался встречным, а те поспешно отходили в сторону. Улыбка его была широкой и почти доброй. Так улыбаются тем, кого любят, но человек не любил никого. Он умел лишь презирать, потому что по праву считал себя умнее и сильнее всех этих людей, высыпавших на улицы в поисках дешевых развлечений.
Ночной город был прекрасен своеобразной красотой: море огней играло обилием оттенков, толпа празднично шумела, хотелось окунуться с головой в ее беззаботный гомон и забыться. Но человек не имел права забыться. За ним уже охотились. Целая свора ищеек, натасканных на беглецов, подобно ему скрывающихся от возмездия. Они искали его в трущобах, в окрестных лесах и в пойме реки, поросшей густым семифутовым камышом. Они искали загнанного зверя с серым лицом и вкрадчивыми движениями. Они искали того, кто прячется в глухом логове. Но им не могло прийти в голову, что человек появится в Городе, даже не сменив свой известный всему миру облик, и будет с вызывающим безрассудством шагать по главному проспекту. Именно потому человек всегда выходил победителем. Он всегда выбирал самый невероятный путь, памятуя о подзабытом прочими правиле: если хочешь что-то надежно спрятать, положи на самом видном месте. Истина старая как мир, однако она неизменно срабатывала. На то она и истина. Человек хорошо знал людей, люди же лишь самонадеянно полагали, что знают его.
— Ты не очень удачно пошутил, приятель.
Человек улыбнулся в ответ толстяку, единственному, кто осмелился сказать ему хоть слово. Толстяк был не прав, шутка-то как раз вышла удачная и даже не без изящества. Человек поклонялся тонкому вкусу и элегантности, он любил красивых женщин, изысканную пищу, изящные безделушки. Даже свои злодеяния он совершал красиво, с претензией на изысканность. Он любил гармонию в ее внешнем проявлении и обожал хаос во всем, что касалось сути. Вот и сейчас он был облачен в безупречный костюм с иголочки от лучшего портного Города, кремовый тон идеально сочетался с бледным, исполненным благородства лицом, темно-синий галстук был подобран под цвет глаз, надвинутая на лоб шляпа скрывала коротко стриженные волосы. Таким он представал зрителям с экранов сферовизоров — воплощенная гармония красоты и уверенности. Внутри же бушевали дикие страсти, истинную мощь которых не знал никто. Они были настолько необузданны, что человек даже не пытался сдерживать их. Они питали его ум и волю — первый создавал изощренные замыслы, а вторая — претворяла их в жизнь. О, как же много было у него замыслов! Далеко не все они стали реальностью, но это было нетрудно наверстать. Человек улыбнулся своим мыслям. Он был доволен собой, так как его нынешний план превосходил все задуманное и свершенное им прежде. Ничто не могло помешать человеку, потому что ему удалось главное — он вырвался, и попадаться вновь он не собирался. Долгие месяцы, проведенные им в бетонном каземате, научили его ценить свободу.